«Роль госпожи и раба - за пределами тайны». Как работают БДСМ‐клубы

В ночь на 22 ноября в Хабаровске накрыли БДСМ-клуб, но пришли туда не из-за секс-игр, а в поисках наркотиков. В России действительно есть такие клубы, и их не так уж и мало. Насколько они популярны, кто туда ходит и зачем, разбирался «360».

Правоохранители нагрянули в БДСМ-клуб в ночь на четверг. Никто не вызывал «стриптизера-полицейского», поэтому визит сотрудников в помещение был неожиданным. Всех участников вечеринки заставили лечь на пол и положить руки за голову. Это была не игра, поэтому все послушно исполнили требование. На вопрос, где владелец, никто толком не ответил - только сказали, что в помещении его нет.

Чем в итоге закончился визит правоохранителей, не сообщается. Есть мнение, что фотографии из клуба - постановка. Странность в том, что большинство девушек раздеты, а мужчины, наоборот, полностью одеты.

Источник фото: оперативная съемка МВД по Хабаровскому краю

Нюансы БДСМ

Есть много стереотипов о БДСМ-клубах - например, что любой посетитель, пришедший даже «просто посмотреть», будет насильно привязан к столбу или прикован цепями, как нам показывали в «Евротуре». Это не так. Правила поведения в заведениях достаточно категоричны, нарушения караются. Например, в одном из московских клубов такого формата под запретом секс, пьянство, хамство и фотосъемка. Такие правила почти во всех клубах.

Сексолог Юлия Варра в беседе с «360» рассказала, что БДСМ-развлечения есть во всех странах, просто где-то к ним относятся более лояльно, а где-то подобным клубам приходится прятаться по углам.

«[Есть] различного рода БДСМ-направления и всякие другие девиации - как правило, в любом возрасте приходят люди, чтобы их удовлетворить. Не все обладают той глубиной проницательности самого себя, чтобы понять, чего хочется. А об этом задумываются люди, совершившие в жизни что-то. Когда нашел работу, жену, у него все сбалансировано, есть где жить, на что жить, ощущение безопасности - вот тогда мужчина садится и начинает думать „а чего бы ему хотелось на самом деле“. И очень часто открывает в себе интересные такие вещи, неожиданные для самого себя», - сказала Варра.

По словам сексолога, в странах, где БДСМ-развлечения разрешены, эта сфера все пышнее расцветает. «А у нас прячутся по углам, шкерятся, но то же самое. Потребности никуда не уходят. В России это сильно распространено - именно БДСМ-направление. Потому что исторически здесь достаточно большой контингент вовлечен в детстве в насилие в семье. Русский мужик бьет - значит любит. И, видя эти сцены в детстве, ребенок потом вырастает и хочет это повторить с той или иной стороны», - объяснила Варра.

Обычно в БДСМ-клубы ходят очень статусные люди. «Все клубы по сексуальным девиациям для людей, уже достигших какого-то уровня. Студентов там, как правило, нет или очень мало», - отметила сексолог.

Как говорили еще в XVIII веке - не могу же я мать своих детей поставить раком

Юлия Варра сексолог.

«В такие клубы клиенты обращаются за определенным сценарием игры, который его возбуждает. Возможно, это сценарий, когда женщина доминирующая - это, как правило, классический сценарий: учительница - ученик, доктор - пациент, королева - паж. Либо есть сценарий в обратном направлении, когда мужчина доминант, а женщина исполняет, что он хочет», - сказала Варра.

По словам сексолога, это те сексуальные паттерны, которые идут еще с детского и подросткового возраста. Они «дремали какое-то время и потом, когда мужчина начал искать свою сексуально-ролевую идентичность, наткнулся, что эти выражения и проявления ему нравятся». После этого мужчина ищет, с кем их воплотить.

«Как говорили еще в XVIII веке - не могу же я мать своих детей поставить раком. Точно так же и тут. К жене не каждый уважающий себя мужчина может прийти и сказать: дорогая, надень на меня наручники, пошлепай меня плеточкой, мне так нравится. Уважение в семье станет ниже плинтуса. Куда он идет? К каким-то госпожам, в какие-то заведения. На самом деле спрос рождает предложение. Очень часто в таких отношениях даже не присутствуют или присутствуют по минимуму сексуальные проявления», - объяснила сексолог.

Источник фото: Flickr

Что касается женщин, то быть участницей БДСМ-клуба нужно уметь. Это, по словам сексолога, не так просто.

«Как показывает практика, далеко не все девушки могут быть госпожами, а фальшь - она чувствуется. Та госпожа, которая сама боится, просто не наберет себе клиентов. Девушки с психопатическими наклонностями, жесткие от природы, сильные, волевые, которые хотели бы кого-то помучить и получают от этого удовольствие - именно они становятся госпожами, и такие дамы очень востребованы. Когда мужчина чувствует, что это та самая твердая рука - он приходит к ней снова и снова», - заключили Варра.

Президент Ассоциации стриптиз-клубов России Лаки Ли рассказал «360», что по всему миру такие вещи практикуются, однако есть разница между российской и иностранной аудиторией подобных заведений.

«Что касается подобных клубов в России и на Западе - это разные аудитории. На западе БДСМ-культура - часть общественной нормы, и ей интересуются уже взрослые люди. Они подходят к этому процессу осознанно. В России еще не произошла сексуальная революция, и такими клубами интересуются молодая аудитория 25-30 лет, которая пытаются осознать собственную сексуальность и свои предпочтения», - сказал Ли.

Источник фото: Instagram / luckylee69

Собеседник добавил, что на Западе БДСМ-культура интересна более взрослой и осознанной аудитории. Эта индустрия имеет набор правил, одним из которых является необходимость общаться друг с другом. «Люди договариваются о ролях, общаются друг с другом о предпочтениях, обсуждают табу. Это доверительная среда, которая привлекает взрослую аудиторию. Они могут готовиться целый год, чтобы посетить, например, SNCTM, самостоятельно создают себе костюмы», - сказал Ли.

SNCTM - это голливудский закрытый секс-клуб со своими особыми правилами и немаленькими суммами за входные билеты.

В России, как мне кажется, молодым людям нравится внешняя форма, и они воспринимают эти клубы как тематическую сексуальную игру и опыт, которого у них никогда не было. Таким способом они хотят уйти от культа консервативных моногамных отношений и пытаются узнать собственную сексуальность. Они желают получить острые впечатления и борются с собственными сексуальными зажимами

Лаки Ли.

Ли отметил, что в России нет определенной статистики по заведениям такого типа. По его данным, в Европе сексшопы посещают 46% граждан, когда в России - только 7%. Аналогичная ситуация и с БДСМ-культурой. Однако эта сфера начала постепенно развиваться. Некоторое время назад в Москве приехал основатель клуба SNCTM Дэймон Лоунер, который проводил известные по всему миру вечеринки в стилистике фильма Стенли Кубрика «С широко закрытыми глазами».

Источник фото: Naked SNCTM | Trailer | Showmax

БДСМ-клубы очень популярны в Германии и Чехии. Но где бы вы ни решились зайти в такое заведение - это всегда будет стоить дорого. Поэтому такой досуг скорее для обеспеченных людей.

Роль госпожи или раба - все это выходит за пределы тайны

Лаки Ли

По словам Ли, мир моды стал более откровенным, а потребитель уже не стесняется заявлять о своих пристрастиях. Человек уже готов подчеркнуть свои сексуальные желания с помощью одежды и агрессивного поведения.

Как девушки и женщины соглашаются участвовать в таких мероприятиях? Почему клубам интересна именно женская аудитория? Дело в том, что на большинстве сайтов БДСМ-клубов в Москве есть ценники, на которых указано, что для женщин вход бесплатный, а для одиноких мужчин - только за деньги. Это связано, видимо, с преобладающей мужской аудиторией.

«Безусловно, все построено на взаимном уважении. Прежде чем что-то сделать, ты должен спросить разрешения и обсудить с человеком желаемый сценарий. Мне кажется, многие девушки увлекаются этим - им не хватает внимания: тактильных ощущений, флирта. Таким способом они сублимируют свою сексуальность, которую не могут ощутить в обычным жизни по очень разным причинам», - заключил Ли.

26 ноября 2018

Тяжкая жизнь крепостных крестьян на Руси — курорт по сравнению с участью рабов в Древнем Риме. Да, есть и в нашей истории тираны. Взять, к примеру, Салтычиху или вспомнить общепринятую практику пороть холопов на заднем дворе и сажать на цепь в колодках. Однако от изощренности наказаний рабов в величайшем государстве античности у нормального человека волосы на голове встают дыбом.

Как в Древнем Риме становились рабами?

Каждый, кто знаком с историей Вечного города, знает, что римские граждане составляли ничтожно малую часть от общего количества населения. Основная массовая доля приходилась на рабов. Согласно законам кредитор мог обратить в долговое рабство своего заемщика. Рабыней становилась свободная женщина, уличенная в связи с невольником. И, наконец, осужденные преступники передавались в руки палачей, только обретая статус раба.

Основным же источником рабской силы были захватнические войны и морской разбой. Пленные иностранцы, независимо от социального положения, становились рабами, которых жители Древнего Рима считали низшей расой, называли варварами и с удовольствием покупали у работорговцев. При таком отношении наказание раба оказывалось крайне бесчеловечным и часто было синонимом истязаний и казни. Например, один господин приказал сжечь банщика заживо в печи за то, что тот мыл его слишком теплой водой.

Даже у простого ремесленника было хотя бы 2-3 раба, а у сенаторов и военачальников — до нескольких тысяч. По подсчетам ученых, рабы выполняли в доме хозяев не менее 150 функций и безжалостно наказывались за каждую провинность. Рабы, принадлежащие государству, были заняты на общественных работах, например, чистили клоаки, строили водопроводы или прислуживали в магистратах. Но несмотря на род деятельности, в большинстве своем отношение к невольникам было везде одинаковым, а наказания рабов на фото старинных гравюр выглядят цинично и бесчеловечно.

Раб — это одушевленное имущество, владеющее речью

Такими считали рабов в Древнем Риме. Слово «человек» к невольникам не применялось. В представлении римской знати это были грубые существа, лишенные чувств и потребностей, пригодные лишь для исполнения прихотей хозяев или сдачи в аренду другим господам.

Несчастные трудились с утра до ночи, получали ужасного качества еду, которой едва хватало, чтобы не умереть с голоду. Больных рабов старались продать по дешевке, а если не удавалось, отвозили на «остров Эскулапа», где им предстояло умереть.

В Древнем Риме царил произвол господ и надсмотрщиков, а что самое ужасное — не было кодекса, который определял бы конкретные преступные деяния и предусмотренные для них наказания рабов. Справедливости ради, примитивность судебной системы сказывалась на всех людях, совершавших преступления, однако жуткого самоуправства и беззакония, которому подвергались рабы, свободные граждане на своей шкуре не испытывали.

Преступления и наказания

Сколько обязанностей — столько и провинностей, поэтому наказывали рабов буквально за все, нередко используя превентивные меры. Например, в пекарнях на шею невольникам надевали жернова, чтобы голодные рабочие не ели муку или тесто.

На тяжелых работах истощенных рабов подгоняли палками и плетями и жестоко избивали, если те не справлялись со своими обязанностями. Даже покалеченных людей вынуждали продолжать работу, пока они не падали замертво. Наказанием рабу могла стать казнь за случайно разбитую кухонную утварь, съеденную без разрешения еду, или если он перебежал дорогу кортежу храмовых жриц.

Страшным преступлением считалось убийство рабом своего господина. Тогда наказывали не только виновного, но убивали всех невольников, принадлежащих этому хозяину.

Еще человека могли убить забавы ради, потому что он раб, значит, личное имущество. В подземельях знатных вельмож томились несчастные, якобы уличенные хозяином в страшных грехах, что требовало наказания — смертного приговора. В разгар пиршества на потеху гостям раба приводили и показательно отрубали ему голову, и это было меньшим из зол, которые приходилось испытывать невольникам Древнего Рима.

Домашняя тирания

Господа не стесняясь раздавали затрещины часто ни в чем не повинным рабам, а хозяйки в плохом настроении кололи своих полуголых прислужниц длинными иголками. Для порки использовались специальные приспособления: кнуты с узелками и кожаные плетки. Особо провинившихся заковывали в ножные, ручные или шейные кандалы, выжигали на лбу клеймо позора, а могли посадить на цепь вместо сторожевого пса.

Наказание раба хозяином в гневе могло выплеснуться в настоящее членовредительство. Господин мог совершенно безнаказанно переломать невольнику кости или обмазать его голову смолой и содрать скальп. Взбреди хозяину в голову заполучить еще одного евнуха, как молодой раб был тут же оскоплен. Если господину казалось, что невольник слишком говорлив, несчастному вырывали язык. А бывало, что раб становился ненужным, или хозяин видел в нем возможность заработать.

Отлучение от дома

В эпоху расцвета работорговли одним из методов наказания рабов в Древнем Риме была продажа неугодных. Устав мучиться с непокорным невольником, молодого человека могли выгодно продать в гладиаторскую школу. Там раба ждала еще худшая участь, чем в хозяйском доме. Многие молодые люди становились участниками смертельных схваток с себе подобными и шоу с дикими животными.

Красивых юношей и девушек продавали в публичные дома, где их использовали так, что подумать страшно. Некоторых отправляли за границу или ссылали на рудники и в каменоломни, где невольники продолжали приносить хозяевам доход тяжким трудом.

Если рабу не посчастливилось стать свидетелем преступления хозяина, невольника отправляли в казематы для дачи показаний. Там в рамках судебной системы его предписывалось истязать на специальных станках и изуверских машинах, т. к. считалось, что только под пытками раб способен сказать правду.

Обреченные на смерть

Практически каждый человек, став рабом или рожденный в неволе, понимал, что его ждет неминуемая и преждевременная смерть. Народ Рима требовал хлеба и зрелищ, а одним из самых популярных развлечений этой жестокой эпохи были публичные казни.

Найти приговоренных не составляло труда. Что касается показательных наказаний для рабов, список получается внушительным и пугающим:

• избиения до смерти палками, камнями и плетьми;
• перемалывание мельничными жерновами;
• обезглавливание;
• перепиливание пополам;
• отрезание носа, ушей, губ и конечностей;
• растерзание толпой, зверями и хищными рыбами;
• сожжение на кострах и в печах;
• погребение заживо;
• подвешивание на крюке и распятие на кресте;
• утопление в кожаном мешке;
• сбрасывание с Тарпейской скалы.

Чем мучительнее экзекуция и чем дольше страдал человек, тем больший восторг испытывала толпа.

Зверствовали в отношении рабов не только господа, но и потомки вольноотпущенных. Например, Ведий Поллион за малейшую провинность без суда и следствия бросал невольников в садок с муренами.

Но такое положение рабов не могло продолжаться вечно.

Изменения к лучшему

Тяжкое существование и жестокие наказания рабов неминуемо приводили к мятежам. Серьезной угрозой Риму стало восстание Спартака, однако после кровопролитных сражений бунт был подавлен — 6 тыс. пленных рабов были распяты на Аппиевой дороге.

Наученные горьким опытом власти начали принимать меры в защиту прав рабов. Приказом императора Адриана тому, кто замучил невольника до смерти или продал в публичный дом, грозило уголовное наказание. Его сын, Антонин Пий, наложил запрет на торговлю детьми и отменил обращение в рабство должников. А император Константин Великий издал указ, согласно которому преднамеренное убийство раба приравнивалось к убийству свободного гражданина.

Каким рабам жилось хорошо?

Судя по чудовищным методам наказаний рабов Рима, создается впечатление, что свободные граждане империи — скопище садистов и маньяков. Однако наиболее бесчеловечные расправы не носили массовый характер и в большинстве своем относились к временам правления жестоких тиранов: императоров Калигулы и Нерона.

Но там, где царствует порок, всегда есть место добродетели. Были в Древнем Риме образованные и порядочные рабовладельцы, способные увидеть в невольнике не вещь, а человека. Такие хозяева своих рабов не наказывали, а воспитывали, обучали и давали им вольную. Яркий тому пример — Марк Туллий Цицерон и его раб Тирон, который был секретарем, биографом и другом знаменитого римского политика и философа.

Естественно, такая ситуация приемлема лишь как ролевая игра, чаще всего сексуального характера. Ведь действительно бывают случаи, когда в отношениях женщина - госпожа, мужчина - раб. В этом случае, парни являются абсолютно бесхарактерными или же очень любящими. Ими крутят, как хотят, вьют из них верёвки и заставляют делать всё, что девушке только вздумается. Женщины, которые превращают своих мужчин в рабов - это избалованные капризные истерички, которые привыкли, что в жизни всё всегда происходит так, как они этого хотят. Зачастую, такие девушки являются единственными детьми в семье. Под влиянием каких-либо факторов, их родители всю жизнь сдувают с них пылинки, рассказывают, что они самые лучшие, выполняют все прихоти и никогда ни в чём не отказывают. Это и приводит к тому, что девочки превращаются в истеричных капризных женщин, которые знают, что есть только их мнение и неправильное. Зачастую, вокруг них нет настоящих друзей. Они собирают возле себя слуг, которые восхищаются ними и исполняют все приказы беспрекословно. Если же кто-то пытается высказать своё мнение, сразу же начинается истерика и этого человека пафосно исключают из компании или же придумывают ему какое-то моральное наказание. Такие женщины чаще всего вырастают в богатых семьях, но встречаются случаи, когда подобные дамы живут с родителями, которые имеют крайне скромный достаток.

Сложно сказать, почему мужчины влюбляются и так держатся за подобных девушек. Все они прекрасно понимают, что находятся рядом с самовлюблённой истеричкой, но всё равно продолжают потакать их прихотям. Возможно, что дело тут в красоте, ведь такие девушки, зачастую обладают приятной внешностью. К тому же, благодаря тому, что все близкие люди работают на них, они могут позволить себе самый лучший уход за кожей и волосами, походы в спа-салоны, фитнес, отдых за границей, фирменную одежду и косметику. Если такая женщина работает, она всё равно тратит все деньги только на себя. Чаще всего, у подобных дам нет детей, а если ребёнок и есть, он мать практически никогда не волнует. Это для неё словно кот или собачка, которым можно поиграть, а когда надоест, просто согнать с колен. В таких семьях детей растит отец. В принципе, он также занимается и другими бытовыми проблемами. Эти мужчины настоящие домохозяйки. Они готовят еду, моют посуду, гладят, стирают, убирают, помогают детям с уроками и приносят в постель жене завтраки, обеды и ужины. А госпожа занимается собой, листает журналы или же смотрит телевизор. Когда дети подрастают она и от них начинает требовать выполнения своих прихотей. И, если ребёнок бунтует, в доме начинаются страшные ссоры и скандалы. К сожалению, такую женщину практически невозможно изменить и если мужчина выбирает подобную даму, он действительно подписывается на судьбу раба.

Конечно же, вышеописанная ситуация является крайне негативной и ненормальной. Такие взаимоотношения являются ущербными и приносят страдания всем членам семьи, кроме самой госпожи. Благодаря таким женщинам, дети вырастают крайне озлобленными (особенно мальчики). Они принимают модель своей семьи как единственно существующую и, поэтому, полностью отвергают любовь, чтобы не стать такой же тряпкой, как отец. Кроме того, им очень сложно воспринимать женскую любовь и заботу. Они относятся к этому крайне насторожено и долгое время попросту не доверяют. Приходится тратить очень много времени, чтобы помочь такому молодому человеку поверить в то, что в мире существуют нормальные чувства и далеко не все женщины используют своих мужчин. На самом деле, есть те, которые в любимом души не чают и готовы помогать ему во всех жизненных ситуациях.

Но, если не брать жизненную ситуацию, то желание быть госпожой может возникать у женщины только в ролевом смысле. Иногда даме просто хочется доминировать. Руководить своим молодым человеком. И речь не всегда идёт о БДСМ, хотя и об этом, конечно же, тоже. На самом деле, у многих женщин, которым парни в силу каких-то обстоятельств не уделяют достаточно внимания, появляется желание просто держать мужчину рядом. Могут появляться мысли о том, как хорошо было бы приковать его наручниками батареи, чтобы он никуда уже не смог уйти и был вечно рядом. Она бы его, конечно же, не обижала, всегда бы кормила самыми вкусными и любимыми блюдами, стригла, причёсывала, красиво одевала. Могла бы даже, наверное, допускать до любимого компьютера. Правда, предварительно, пришлось бы заблокировать некоторые сайты, через которые он бы мог связаться с внешним миром и попросить о помощи в побеге. Своему любимому рабу, она никогда бы не сделала больно, не ударила и не обидела. Могла бы выполнить любую его прихоть, если бы только он был рядом, сидел возле батареи и никогда не оставлял её одну.

Конечно же, такие мысли попахивают садизмом, но, в принципе, в них нет ничего ненормального, если девушка не начинает задумываться об этом всерьёз и строить планы похищения. В подобных случаях, дело уже действительно пахнет психическими отклонениями и даме нужно гнать такие мысли подальше или же обращаться к врачу психиатру.

Женщина - госпожа, мужчина - раб, это один из излюбленных женских сценариев ролевых сексуальных игр. Даме иногда хочется быть сильнее, властвовать и управлять. Иногда, появляется даже желание сделать мужчине больно, конечно же, в умеренных пределах. Именно эти желания и проявляются, когда дама предлагает парню БДСМ. Тут тоже в ход идут наручники, батареи и многие другие вещи, связанные с садо-мазо. Но это всё, конечно же, понарошку. На самом деле, любящая девушка никогда не сделает своему парню по-настоящему больно. Зато сымитирует наказание она с удовольствием. Возможно, таким способом мы даём выход нашему мужскому началу, в какой-то мере самоутверждаемся и немножко наказываем любимых мужчин за их ошибки и невнимательность к нам.

Пожалуй в любом языке мира можно найти фразу «сбросить оковы». И всегда она будет связана с метафорой описывающей освобождение от чего-либо тяжелого и гнетущего, будь то оковы старого строя или оковы капитализма. Такая метафора неспроста имеет столь яркую окраску, ведь кандалы, с которыми и ассоциируют сброс оков метафорических, являются в прямом смысле тяжелой ношей.

История появления кандалов

Кандалы появились, предположительно, с началом обработки металла человеком. Первые кандалы делались из бронзы, в Риме и средневековье для их изготовления стали использовать железо, а с развитием металлообработки в новое время появились и стальные кандалы. Впоследствии стальные кандалы сменились наручниками. Возможно некое подобие кандалов использовалось и до Бронзового века, но археологических свидетельств этому нет, да и тяжело себе представить из чего могли бы быть сделаны кандалы до появления металла. Первые кандалы появились в бронзовом веке, скорее всего в Ассирийском царстве. Активно они использовались в Древней Греции, не только как средство содержания заключенных под стражей, но и в том числе для содержания рабов и пленных.

Также были достаточно распространены в древнем Риме, который не меньше зависел от рабов чем Древняя Греция.

Кандалы в Средние века

В средние века рабство, ввиду новых экономических реалий, и кандалы превращаются в орудие пыток и содержания заключенных. И остаются таковыми до начала века 20ого, когда в обиход входят наручники с замком, которые более удобны в использовании, легко одеваются и снимаются. В наши дни кандалы используются в некоторых странах, например в США, для транспортировки особо опасных заключенных. Само собой такие кандалы — это наручники, но полный комплекс ограничивает движение заключенного не хуже, чем в прошлые столетия. Наручники для транспортировки бывают следующих видов:

• обычные наручники, надевающиеся на руки;
• наручники, прикрепленные к поясу различными способами, крест на крест, «руки по швам» и другие, для ограничения возможности заключенного манипулировать с замком;
• наручники, соединенные с наножниками цепью для ограничения свободы передвижения при ходьбе, хотя заключенный все же может делать нормальный шаг.

Устройство кандалов

Кандалы состоят из массивных металлических браслетов и цепи. Цепь делали крупной, чтобы заключенный не мог на ней повеситься или легко задушить другого заключенного или стражу. Кандалы закрывались с помощью металлического стержня, который было тяжело удалить в «полевых» условиях. В средние века и новое время стали использовать различные виды замков. Браслет имел разную величину и мог быть приспособлен для ношения на руках, ногах, а также на шее. Цепь могла соединять как отдельно наручные и кандалы на ногах, так и объединять их в единую систему, серьезно ограничивающую свободу перемещения. Кандалы могли быть прибиты к стенам или полу, к ним мог быть подвешен груз или тяжелый предмет. Например, в системе наказаний Российской империи имело место приковывание заключенного к тачке, которая весила без малого 80 килограммов. Содержание заключенных в кандалах перестало быть целесообразным с появлением тюрем современного образца. В наше время кандалы используются лишь как предмет фетиша.

С меня сорвали попону. Я испуганно вскрикнула.

– На помост, рабыня! – приказал мужчина.

– Да, хозяин, – пролепетала я. Он ткнул меня плеткой.

К помосту спиралью поднимались истертые деревянные ступени. У подножия сбились в кучу сидящие на корточках рабыни. И Сульда тут, и.Тупа – сидят, вцепившись в окутавшие тела попоны. Сашу, да и не только ее, уже продали.

Не может такое со мной случиться! Не могут они меня продать!

В спину ткнулась рукоять плетки. Я начала медленно подниматься по вогнутым широким ступеням, истертым босыми ногами бессчетного множества девушек.

До помоста – двадцать шагов.

Волосы у меня теперь гораздо длиннее – на Горе их ни разу не стригли, только подравнивали, придавая форму. Свешиваются ниже плеч, развеваются за спиной – такую прическу называют здесь «рабское пламя».

И турианского ошейника я больше не ношу: распилив, его сорвал с моей шеи раб, над которым стоял надсмотрщик с кнутом. Один раз ему досталось – когда палец его коснулся моей шеи. Намеренно сделал он это, нет ли – не знаю. И серебряного листочка, знака того, что мне довелось стать добычей Раска, воина и налетчика из Тревы, уже нет в левом ухе. Еще до рассвета меня продали работорговцу, расположившемуся на биваке в предместье Ара. Обнаженную, швырнули к его ногам. Быстро, со знанием дела произвел он подробный осмотр, заставив меня рыдать от стыда. Раек из Тревы выручил за меня пятнадцать медных тарсков. Для землянки – совсем неплохо. Сумму эту внесли в расчетную книгу. Еще одну книгу держал в руках воин Раска. Внесли мою цену и туда, указав, на чей счет отнести, кем была поймана – Раском, воином из Тревы. После занесения в обе книги записей сведений о моей продаже проволочное колечко, на котором висел серебряный листок, срезали с моего уха, листочек передали воину, который вел записи в расчетной книге Раска, а тот бросил его в стоящий неподалеку ящик. Как скотину бессловесную, меня толкнули к цепи, поставили в затылок за Сульдой. Щелчок – болтающийся у меня на шее турианский ошейник пристегнули к звену тяжелой цепи. За мной поставили Тулу. За нее выручили всего двенадцать тарсков меди.

– Побыстрей, рабыня! – поторопил стоящий у подножия лестницы мужчина. Я замешкалась. У меня на шее на цепочке – овальная пластинка, на ней – номер. Номер лота. Номер, под которым меня продают. Саша – она умела читать – сказала, что мой номер сто двадцать восемь. Она была сто двадцать четвертой. Нас распродавали на аукционе в доме Публиуса на Торговой улице Ара. Это средней руки аукцион, на котором обычно продают большими партиями рабынь подешевле. До таких гигантов, как аукционы Клаудиуса или Курулена, ему далеко. Тем не менее в покупателях здесь недостатка нет, репутация у этого торжища прочная – здесь заключается немало сделок.

За спиной – мужские шаги. Удар плетки. Я обернулась.

– Я же голая! – выдохнула я.

Он что, не понимает? Я землянка! Меня уже продавали, но не так. Я землянка! Неужели меня выставят на всеобщее обозрение и продадут с аукциона? Да, меня продавали, но с глазу на глаз. Предстать перед толпой мужчин‑покупателей бесстыдно обнаженной! Немыслимо! Я подняла глаза к помосту. Нет, этого мне не пережить.

Расположенный амфитеатром зал освещен факелами. Меня уже выставляли в демонстрационной клетке: будущие покупатели должны поближе рассмотреть товар, прикинуть, что почем, чтобы потом, на торгах, не прогадать, набавляя цену – буде у них возникнет такое желание. Мы, выставляемые в демонстрационных клетках рабыни, должны были выполнять команды, что выкрикивали нам стоящие у клеток мужчины, поворачиваться так и сяк, только прикасаться к нам им не разрешалось. Нам велено было улыбаться и быть красивыми. Со мной в клетке сидели еще двадцать девушек, у каждой на шее – цепочка с пластинкой. У клетки вывешен список: наши номера, физические данные, основные размеры.

За мной по лестнице поднимался мужчина.

Восемь дней провела я в рабских бараках в ожидании ночи торгов. Прошла тщательное медицинское обследование, связанная по рукам и ногам, вытерпела несколько очень болезненных уколов. Что за уколы? Зачем? Врачи называли препарат сывороткой устойчивости. Держали нас в строгости, взаперти, учили кое‑каким рабским премудростям.

«Хозяин для вас – все на свете. Полностью угождайте ему», – без конца вдалбливали нам.

– Что такое сыворотка устойчивости? – спросила я Сашу.

– Она поможет тебе остаться такой, какая ты есть, – ответила она, целуя меня, – красивой и молодой.

Я ошарашенно уставилась на нее.

– Ну, понимаешь, и хозяева, и вообще свободные люди – если хотят, конечно – тоже могут ввести себе эту сыворотку. – И, улыбнувшись, добавила: – Только обращаются с ними при этом поуважительнее, чем с рабами.

– Если хотят? – переспросила я.

– А что, кто‑нибудь не хочет?

– Есть такие, – ответила Саша, – но мало. А еще – потомки тех, кому ее уже вводили.

– Но почему?

– Не знаю. – Саша пожала плечами. – Люди разные.

Секрет сыворотки устойчивости, видимо, в генетических тонкостях. Воздействуя на генетический код и на формирование гамет, она каким‑то образом нейтрализует или изменяет направление процессов вырождения клеток, преобразуя обмен веществ так, что ткани остаются относительно неизменными. Старение – физический процесс, а значит, с помощью физических методов его можно повернуть вспять. И вот врачи Гора вознамерились бросить вызов универсальному доселе недугу, тому, что на Горе зовут болезнью увядания и иссушения, а на Земле – старением. Многие поколения врачей посвятили свою жизнь экспериментам и научным изысканиям, и наконец, собрав воедино полученные сотнями исследователей данные, несколько ученых совершили прорыв, разработали прообраз сыворотки устойчивости, на основе совершенствования которого стало возможным создание чудодейственного препарата.

Дрожащая, ошеломленная, стояла я посреди клетки.

– Почему же такое ценное средство используют для рабынь?

– А разве оно такое ценное? – удивилась Саша. – Ну да. Наверно.

Для нее это нечто само собой разумеющееся, как для большинства жителей Земли – обычные прививки. Что такое старость, ей неведомо. Что будет, если сыворотку не ввести, она представляла себе весьма смутно.

– А почему же не давать рабыням сыворотку? – спросила она. – Разве хозяевам не хочется, чтобы их рабыни были здоровы и могли лучше служить им?

– Верно, Саша, – согласилась я. На Земле фермеры, чтобы уберечь от болезней домашних животных, тоже делают им прививки. Конечно, на Горе, где такая сыворотка вполне доступна, совершенно естественно вводить ее рабам.

Не в силах совладать с охватившей меня дрожью, стояла я подле Саши. Я получила дар, который на Земле не купить ни за какие деньги, дар, недоступный богачам из богачей моей родной планеты, потому что там этого препарата просто не существует.

Меня одарили невероятным сокровищем. Я взглянула на железные прутья.

– Но я в клетке!

– Конечно, – подхватила Саша. – Ты – рабыня. А сейчас давай отдыхать. Сегодня ночью нас продадут.

На мою руку легла мужская ладонь.

– Я же голая!

– Ты рабыня, – ответил он.

– Не выставляйте меня перед мужчинами! – взмолилась я. – Я не такая, как другие!

– На помост, рабыня! – Он толкнул меня вверх по лестнице. Ноги мои подкосились, я упала на ступеньки.

Он поднял плеть.

– Сейчас шкуру спущу!

– Нет, хозяин!

– Сто двадцать восемь, – донесся с помоста голос аукциониста. Толпе объявляли мой номер.

Я подняла глаза. Подойдя к краю помоста, дружелюбно улыбаясь, аукционист протягивал мне руку.

– Я голая, – выдавила я.

– Прошу! – Он тянул ко мне руку.

Я подала руку, и он вытянул меня наверх. Округлый, футов двадцать в диаметре, помост посыпан опилками.

Держа за руку, он вывел меня на середину.

– Ей не хочется, – объяснил он зрителям.

Я стояла перед толпой мужчин.

– Ну, теперь вам удобно, дорогая леди? – обратился он ко мне.

– Да, – пробормотала я, – спасибо.

Вдруг с неожиданной злостью он швырнул меня на доски к своим ногам. Засвистела плетка. Пять раз стегнул он меня. Закрывая руками голову, я зашлась в крике, а потом замерла, дрожа, у его ног.

– Номер сто двадцать восемь, – объявил он.

Служитель подал ему дощечку со стопкой придерживаемых кольцами листов бумаги. Он зачитал первую страницу: предыдущие уже сорвали и выбросили.

– Сто двадцать восемь. – В голосе сквозило раздражение. – Брюнетка, глаза карие. Рост пятьдесят один хорт, вес двадцать девять стоунов. Основные параметры: двадцать два – шестнадцать – двадцать два. Размер наручников – второй, размер щиколоток – второй. Размер ошейника – десять хортов. Неграмотна и во многих практических отношениях необучена. Танцевать не умеет. Клеймо – «дина», цветок рабынь. Уши проколоты. – Он опустил на меня глаза и легонько пнул. – Встань, рабыня!

Я поспешно встала.

С трех сторон вокруг помоста поднимаются освещенные факелами, заполненные народом ряды амфитеатра. Между ярусами и по бокам – ступенчатые проходы. На ярусах людно, зрители едят, пьют. Тут и там в толпе мелькают женские фигуры. Разодетые, укутанные покрывалами – внимательно рассматривают меня. Одна из женщин потягивает вино сквозь покрывало. На кисее расплывается пятно. Все полностью одеты. А на мне – лишь цепочка с номером.

– Прямее! – рявкнул аукционист.

Я выпрямилась. От ударов плетки ужасно болела спина.

– Взгляните на номер сто двадцать восемь! – призывал он. – Кто назовет цену?

Толпа безмолвствовала.

Схватив меня за волосы, он с силой оттянул мне голову назад.

– Двадцать два хорта! – указывая на мою грудь, прокричал он. – Шестнадцать хортов! – Он похлопал меня по талии. – Двадцать два хорта! – Провел ладонью по телу, положил руку на мое правое бедро. Это мои основные параметры. Если понадобится, хозяин может с помощью плетки заставить меня сохранять эти размеры. – Маленькая, – продолжал аукционист, – но сладенькая, благородные господа, лакомый кусочек, честное слово!

– Два тарска! – послышалось из толпы.

– Я слышал: два тарска, – подхватил аукционист.

Конечно, я не слишком крупная, но и не сказать чтобы уж очень маленькая. В земных мерах рост мой пять футов четыре дюйма, вес – около ста шестидесяти фунтов. Стройная, приблизительно двадцать восемь – двадцать – двадцать восемь. Размера ошейника, конечно, не знаю – не приходилось покупать одежду, в которой меряют обхват шеи. На Горе это десять хортов, стало быть, на Земле соответственно что‑то около двенадцати с половиной дюймов. Шея у меня стройная, изящная. Окружность своих запястий и лодыжек я тоже не знала. Теперь знаю – наручники и кольца для лодыжек номер два. Это – два отдельных размера, лодыжки могут быть шире запястий. Совпадение этих размеров считается признаком изящества. Всего размеров четыре. Первый – маленький, второй и третий – средние, четвертый – большой. Снять без посторонней помощи кольцо для лодыжек четвертого размера я, конечно, не смогла бы. А вот выскользнуть из наручника четвертого размера – вполне, если только он застегнут на четвертую отметку – Большинство наручников и колец для лодыжек устроены так, что их размер можно регулировать, подгоняя для каждой девушки. Аукционист стоял совсем рядом.

Да, там, на Земле, длину окружности своих запястий и лодыжек я не знала: для землянки эти размеры не имеют значения, не то что для рабыни Гора. Но наручники второго размера имеют внутреннюю окружность пять хортов, а кольца для лодыжек – семь. Значит, мои запястья в обхвате дюймов шесть, а лодыжки – примерно восемь с половиной. Нас обмеряли еще до торгов, в бараках, и заносили размеры в список.

– На ней клеймо «дина», – показывая толпе изображение цветка рабынь на моем теле, тараторил аукционист. – Ну, разве вам не хочется заполучить прелестную малышку Дину? Среди ваших рабынь есть Дины? – Держа за волосы, он повертел туда‑сюда мою голову. – А уши, благородные господа! Уши проколоты!

Да, проколоты. Четыре дня назад, в бараках в доме Публи‑уса. Правое ухо тоже – симметрично следу от проволочной петли, на которой висел серебряный листок, – этим знаком пометил свой трофей Раек из Тревы. Теперь я могу носить серьги. Теперь я ничтожнейшая из рабынь – рабыня с проколотыми ушами.

– Пять тарсков! – выкрикнул, прихлебывая из чаши, укутанный плотным одеянием толстяк из среднего яруса справа.

О Господи! Лиц не вижу. Факелы освещают меня, а не покупателей.

– Стань прямо, втяни живот, бедра разверни, – прошипел аукционист. Я повиновалась. Спину все еще саднило. – Взгляните, – указывая на меня свернутой плеткой, надрывался он, – на очертания лодыжек, обратите внимание, как хороши бедра, как упруг живот. Прелестная фигура! Эта дивная шея ждет вашего ошейника! Изящная, чувственная – красавица, да и только! – Он обвел толпу глазами. – Неужели не хочется привести ее в свое жилище? Надеть на нее ошейник и тунику, какую угодно вам поставить на колени? Обладать каждой клеточкой ее тела? Она – ваша рабыня, вы приказываете, она повинуется! Будет служить вам, мгновенно и безоговорочно выполнять малейшую прихоть!

– Шесть тарсков! – повторил аукционист. – Пройдись, малышка Дина! И покрасивее!

Глаза мои наполнились слезами, все тело залила краска стыда.

Но я прошлась, и прошлась красиво. Вот она, плетка, наготове! Разглядывая выставленную на помосте девушку, мужчины довольно загомонили.

– Обратите внимание: какие плавные, грациозные движения, как безупречны линии! Спина прямая, как струна, гордая посадка головы! Всего несколько тарсков – и она ваша!

По левой щеке покатилась слеза.

– Двигайся красиво, малышка, – предупредил аукционист.

– Да, хозяин.

Я прошлась взад и вперед, повернулась, обмирая от стыда под жадными взглядами.

– Встань гордо, Дина!

Я остановилась, вскинула голову.

– Купите ее и заставьте на вас работать! Представьте – вот она нагая, в вашем ошейнике и в цепях, скребет пол. Убирает, стирает, шьет! Делает покупки, готовит! Представьте – вот она принимает ваших гостей! Ждет вас, раскинувшись в мехах!

– Десять тарсков!

– Десять тарсков, – повторил аукционист.

– Одиннадцать! – донеслось слева.

– Одиннадцать.

Я вгляделась в толпу. Мужчины, женщины. Человек четыреста. По рядам, предлагая закуски и напитки, бродят торговцы. Я коснулась пальцами свисающей с шеи цепочки. Какой‑то мужчина купил ломоть приправленного соусом мяса. Принялся жевать, поглядывая на меня. Наши глаза встретились. Я отвела взгляд. Кое‑кто разговаривал, не обращая на меня внимания. Как же я их ненавидела! Я не хотела, чтобы на меня смотрели – но они и не смотрели!

– Какая красавица! – подзадоривал зрителей аукционист. – А размеры? Двадцать два, шестнадцать, двадцать два! – И тыкал в меня плеткой.

– Четырнадцать тарсков меди!

– Четырнадцать! – не унимался аукционист. – Но может ли торговый дом расстаться с такой красоткой всего лишь за каких‑то четырнадцать тарсков? Ведь нет, благородные господа!

– Пятнадцать.

– Пятнадцать!

За пятнадцать тарсков Раек из Тревы продал меня работорговцу. В доме Публиуса ему дали за меня двадцать. Аукционист, разумеется, это знает. Конечно, в записи это внесено.

Он перевел на меня глаза.

– Да, хозяин, – прошептала я.

Недоволен предложениями. Если цена не устроит торговца, ночью меня ждет наказание. Наверняка жестоко высекут.

– На живот, Дина! – приказал он. – Давай заинтересуем покупателей.

– Да, хозяин.

Я легла у его ног, ожидая приказа, испуганно глядя снизу вверх – а вдруг ударит? Пролежала долго. Не ударил. Мой испуг позабавил толпу.

– Слушаться, двигаться быстро и красиво, сто двадцать восьмая, – мягко проворковал он.

– Да, хозяин, – ответила я.

И вдруг – удар хлыста и отрывистое:

– На спину! Одно колено поднять, другую ногу вытянуть, руки за голову, запястья скрестить, как для наручников!

Я повиновалась. Он начал быстро одну за другой отдавать команды. Ловя каждое слово, я принимала позы, в которых демонстрируют рабынь. Лишь мгновение давая зрителям полюбоваться каждой мучительно откровенной позой, он пролаивал следующую команду. Последовательность позиций он выбирал отнюдь не случайно; в следующую я переходила легко, иногда просто перекатываясь по полу или повернувшись, но вместе они составляли ритмичную и плавную изысканную чувственную мелодию, выверенную и точную, для меня – невероятно унизительную. Своего рода танец выставляемой напоказ рабыни. Я, что была некогда Джуди Торнтон, шаг за шагом выполняла движения горианской рабыни и в конце концов оказалась, как и вначале, на животе у его ног – дрожащая, покрытая испариной, спутанные волосы завесили глаза. Аукционист поставил на меня ногу. Я уронила голову на пол.

– Называйте цену!

– Восемнадцать. Девятнадцать? Я слышал девятнадцать?

– Девятнадцать, – донеслось из зала.

На помост упали слезы. Кончики пальцев зарылись в опилки. Опилками облеплено и покрытое потом тело.

У самых глаз – свернутая плетка.

Там, в толпе, женщины. Ну почему они не вскочат, не возмутятся? Ведь здесь попирают достоинство их сестры!

Но нет, глядят невозмутимо. Я – всего лишь рабыня.

– Двадцать! – выкрикнул кто‑то.

– Двадцать. – Аукционист убрал ногу и ткнул меня плеткой. – На колени!

У самого края помоста я встала на колени в позу наслаждения.

– За эту прелестную крошку предложили двадцать медных тарсков, – объявил аукционист. – Кто больше? – Он оглядывал толпу.

Я замерла. Торговый дом заплатил за меня ровно двадцать.

– Двадцать один, – предложил мужчина.

– Двадцать один.

Я вздохнула свободнее. Хоть маленькая, но прибыль.

Ни на минуту не забывала я о пластинке на шее. Цепочка короткая, плотно охватывает горло. Застегнута. Не снять.

За меня дают двадцать один тарск.

Значит, убытка торговому дому Публиуса я не принесу

Подержать девушку несколько дней за решеткой на соломе в рабских бараках и кое‑чему обучить обходится в гроши.

Сколько стоит рабская похлебка и плетка?

– Предлагают двадцать один тарск! – кричал аукционист. – Кто больше?

Внезапно накатил испуг. А вдруг прибыль торговца не устроит? Барыш совсем невелик. Надеюсь, он будет удовлетворен. Я же изо всех сил старалась, каждого слова слушалась. Боялась, что высекут.

Горианские мужчины не ведают снисхождения к вызвавшей недовольство девушке.

– Вставай, тварь цепная, – бросил мне аукционист.

Я встала.

– Что ж, – обратился он к публике, – похоже, нам придется расстаться с этой красоткой всего за двадцать один тарск меди.

– Пожалуйста, не сердись, хозяин, – заскулила я.

– Ничего, Дина, – откликнулся он с неожиданной после недавней резкости теплотой.

Упав перед ним на колени, я обняла его ноги, заглянула в глаза:

– Хозяин доволен?

– Да, – ответил он.

– Значит, Дину не высекут?

– Конечно нет. – Он приветливо смотрел мне в лицо. – Не твоя вина, что торг медленно набирает силу.

– Спасибо, хозяин.

– А теперь вставай, крошка, и побыстрей с помоста. У нас тут еще скотинка на продажу.

– Да, хозяин. – Я поспешно вскочила на ноги, повернулась и бросилась к лестнице – не к той, по которой поднималась, а с противоположной стороны помоста.

– Минутку, Дина, – остановил меня он. – Пойди сюда.

– Да, хозяин. – Я подбежала к нему.

– Руки за голову, – приказал он, – и не двигайся, пока не разрешу.

– Хозяин?

Я закинула руки за голову. Взяв меня за шею, он повернул меня к зрителям.

– Взгляните, благородные дамы и господа!

На меня обрушился удар тяжелой, связанной узлом плети.

– Не надо! Не надо, прошу, хозяин! – кричала я, не смея оторвать от головы руки. Еще секунда – и от боли и беспомощности начну рвать на себе волосы! – Пожалуйста, не надо, хозяин! – Стараясь увернуться от плетки, я корчилась, вертелась под ударами. Он крепко держал меня за шею.

– Извивайся, Дина! Извивайся!

Я исходила криком, умоляя пощадить меня.

– Неужто ты и вправду думала, – шипел он, – что нас устроит один тарск прибыли? Думаешь, мы дураки? Купить девку за двадцать и продать за двадцать один? Думаешь, мы тут торговать не умеем, ты, шлюха?

Я молила о пощаде.

Но вот, закончив эту показательную порку, он отпустил мою шею. Все еще держа руки закинутыми за голову, потупив взор, я упала перед ним на колени.

– Можешь опустить руки!

Я плача закрыла руками лицо. Стояла перед ним дрожащая, рыдающая, плотно сдвинув колени.

– Сорок медных тарсков, – послышалось из рядов, – от «Таверны двух цепей».

– «Восхитительные шелка» поднимают до пятидесяти!

Так меня обмануть! Аукционист подстроил ловушку, застал врасплох! Заставил без наигрыша показать себя во всей красе – и, сама того не желая, я предстала перед толпой во всей своей естественной беспомощности – настоящей рабыней.

– «Златые оковы» дают семьдесят!

Неплохо обстряпал! Сначала выжал из толпы все, что можно, а потом, ошеломляя публику и повергая в смятение рабыню, выставил напоказ самое сокровенное – ранимость, уязвимость, податливость, столь же неотъемлемые ее свойства, как объем груди или окружность талии, и тоже выставленные на продажу. Моя чувствительность тоже входит в цену – как и ум, сноровка и выучка. Горианин покупает всю девушку, целиком, со всеми потрохами, и все в ней должно его устраивать.

– Восемьдесят тарсков меди – «Благоуханные путы»! Не может быть!

– Горячая, как пата, – хохотнул какой‑то мужчина.

– Точно, – подхватил другой, – вот бы на нее мой ошейник!

А я, рыдая, стояла на коленях на рыночном помосте. Ну как было совладать с собой, когда тела коснулась плетка? Нет, не в моих это силах.

– «Серебряная клетка» дает восемьдесят пять!

Я содрогалась от рыданий. Нагая, у всех на виду. Кто больше заплатит – тот и купит. Я знала: здесь продают не просто красавицу – красавица ушла бы и за двадцать один тарск, – нет, на продажу выставлено нечто большее. Красавица рабыня.

– «Серебряная клетка» дает восемьдесят пять медных тарсков! – прокричал аукционист. – Кто больше?

– «Ошейник с бубенцом», – послышалось из рядов. – Один серебряный тарск!

В зале воцарилась тишина.

– Один серебряный тарск! – провозгласил аукционист. Кажется, доволен.

Я стояла, поникнув головой. Колени плотно сдвинуты. Чуть подрагивают плечи. В торг вступили кабатчики. О том, что такое быть рабыней, разносящей пату, кое‑какое представление у меня уже имелось. Облаченные в шелка, увешанные колокольчиками кабацкие рабыни на Горе хорошо известны. Их предназначение – ублажать клиентов хозяина. Стоимость их услуг входит в цену чаши паги.

– «Ошейник с бубенцом» дает один тарск серебра! – выкрикнул аукционист. – Кто больше?

Взглянув в зал, я содрогнулась. Глаза! Женские глаза из‑под покрывал. Застывшие позы, напряженные лица. Нескрываемая враждебность. Как тягостно стоять обнаженной рабыней под взглядами женщин! Чувствуешь себя голой вдвойне. Уж лучше бы публика состояла из одних мужчин. Женщины… Сравнивают ли, пусть непроизвольно, они себя со мной? А может, гадают, сумеют ли дать мужчине большее наслаждение? Почему именно теперь взоры их запылали такой злобой, таким возмущением? До сих пор поглядывали снисходительно, просто как на еще одну рабыню. Ну, продадут ее в череде ей подобных за горсть медяков. Нет, теперь взглянули по‑новому. Теперь в глазах светилась ненависть. Ненависть свободных женщин к рабыне, чувственной и желанной. Ревнуют? Завидуют мужскому вниманию? В глубине души хотят сами оказаться на помосте? Не знаю. Свободные женщины часто жестоки к красивым рабыням, снисхождения от них‑не жди. Может, сознают, что для мужчин мы привлекательнее, может, чувствуют исходящую от рабынь угрозу, видят в нас соперниц – и удачливых. Не знаю. Может, боятся – то ли нас, то ли рабынь в самих себе. Не знаю. Но скорее всего взбесило их то, как реагировала я на удары плетки аукциониста. Снедаемые желанием себя отдать, свободные женщины гордятся тем, что могут позволить себе не отдаваться, сохранить свое достоинство, остаться личностью. Нам же, рабыням, такая роскошь недоступна. Хотят они того или нет, рабыни должны отдаваться, отдаваться полностью. Может, свободным женщинам не хочется быть свободными, может, их естество влечет их, как рабынь, под власть сильного? Может, прельщает рабская доля? Не знаю. Ясно одно: свободная женщина испытывает глубокую, неодолимую враждебность к своей закованной в цепи сестре, особенно если та красива. А рабыни боятся свободных женщин. Мечтают, чтобы ошейник надел на них мужчина, не женщина. Что ж, торги в зените. Теперь зрительницам ясно: быть мне кабацкой рабыней – жгучей, как острая приправа, лакомой и влекущей; чарующим, как музыка, аккомпанементом к огненно‑желтой паге. Это‑то и подливало масла в огонь, заставляло пристальнее вглядеться в своего спутника. А не зачастит ли он теперь в новую таверну? Страшно, Враждебность женщин пугала. Я – рабыня.

– Встань, крошка Дина, – приказал аукционист. Я встала.

Подавляя рыдания, откинула назад волосы. Обвела глазами толпу, сидящих на скамьях мужчин и женщин.

– Таверна «Ошейник с бубенцом» дает серебряный тарск, – повторил аукционист. – Есть еще предложения?

Странно, но в этот миг на ум мне пришла Элайза Невинс, моя бывшая соперница. Позабавилась бы, глядя на меня, голую, на рыночном помосте.

– Продана за серебряный тарск таверне «Ошейник с бубенцом»!

Он толкнул меня к лестнице, и я, спотыкаясь, побрела вниз по ступенькам с противоположной стороны помоста.

– Сто двадцать девять! – послышалось за моей спиной.

У подножия лестницы меня подтащили к цепи с наручниками, пристроили за стоящей на коленях девушкой. Та и головы не подняла, на меня и не взглянула. «На колени!» – приказал мужчина. Я опустилась на колени. Он застегнул на моем запястье висящий на цепи наручник. Вскоре за мной пристегнули еще одну проданную с торгов рабыню, и еще, и еще. Я стояла на коленях. С руки свисала цепь. Продана.